Мартьянов Андрей - Роман С Хаосом 2
Андрей Мартьянов — Роман c хаосом
Том второй
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МАЛОЕ ТВОРЕНИЕ — ВИД ИЗНУТРИ
Его бесплодие было безгранично. Оно доходило до экстаза.
Э. М. Сьоран. Дурной демиург.
Горацио: — Так Гильденстерн и Розенкранц плывут себе на гибель?
Гамлет: — Сами добивались!..
В. Шекспир. Гамлет.
Глава 1. Быть или не быть?
— Орел...
— Черт побери, да сколько можно? Который раз?
— Пятьсот восемнадцатый. Теперь ты кидай.
— Орел. Почему? Слушай, может просто монета с двумя орлами?
— Список возможных объяснений. Первое: я сам хочу этого. На дне моего подсознания я играю в орлянку против самого себя, используя монеты без решки во искупление своего невспоминаемого прошлого.
Второе: время остановилось намертво и поэтому выпавший в тот миг орел повторяется в полутысячный раз. Третье: божественное вмешательство.
Четвертое: эффектное подтверждение принципа, согласно которому каждая отдельная монета, подброшенная в отдельности, с той же вероятностью упадет как орлом, так и решкой. Поэтому нет оснований удивляться в каждую отдельную единицу времени, когда это происходит.
Дай мне попробовать. Орел...
— Предлагаю еще версию. Та сторона монеты, где решка, искусственно утяжелена, поэтому она всегда падает орлом вверх.
— А что, мысль... Кидай! Орел?
— Орел. Пятьсот двадцать один. Теперь снова ты.
— Пятьсот двадцать два орла. Я сейчас свихнусь. Может, этот мир устроен так, что монеты в нем падают исключительно орлами вверх? В таком случае бутерброды здесь тоже должны падать маслом вверх, а не наоборот.
Будем проверять?
— Обед только через два часа, где мы возьмем бутерброды?
— Можно попросить у Офелии. Скажем, что для опыта.
— Она нас не любит. Считает, будто мы дурно влияем на принца.
— А мы на него действительно дурно влияем?
— Кстати, опять орел. Пятьсот двадцати три. Офелия, между прочим, вообще никого не любит, кроме себя.
Так что бутербродов она нам не даст. Пятьсот двадцать четыре...
— Отдай, кидать не умеешь. Да что же за беда такая? Орел!
— Разговор какой-то дурацкий...
— По-моему, в последнее время мы только и занимаемся тем, что ведем дурацкие разговоры. Пятьсот двадцать пять. Орел.
— Догоним результат до пятьсот пятидесяти пяти и пойдем в трактир. Жрать охота. Что, опять орел?
— Пятьсот двадцать шесть. Не делай из еды культа. Пятьсот двадцать семь. Так чем бы нам заняться?
Опять идти подслушивать?
— С чего ты взял, что подслушивание — наша основная задача? Вдруг мы оказались здесь совсем по другому поводу? Пятьсот двадцать восемь?
Или девять? Я, кажется, сбился.
— Уже пятьсот тридцать. Что нам еще тут делать? Фактически, мы никто и звать нас никак. Двое недоучившихся студентишек из благородных семей на посылках у короля...
Клавдий — сволочь! Это он всучил мне эту проклятую монету! Ничего себе, жалование!
Никогда бы не подумал, что одна-единственная монетка, полученная за труды на королевской службе, может стать причиной помешательства. Пятьсот тридцать три. Хватит.
Надоело! Давай лучше подарим ее принцу. Чтобы сходить с ума не в одиночку. Орел.
— Принц и без нашего участия стал законченным психом. Все, пошли в трактир. Ночью мне будут сниться кошмары — монеты, все время падающие на ребро.
Пятьсот тридцать пять?
— Не мешай...
Невероятным усилием воли я спрятал злосчастную монету достоинством в одну крону за обшлаг рукава и зашагал вслед за Дастином к широченной лестнице, ведущей в нижний двор замка. За спиной оставались зубцы донжона, где мы прогуливались, безостановочно играя в орлянку, а за донжоном величественно колыха
